Швейцарское вино и виноделы Женевского озера

Текст: Анна Пражина, фото: Алина Никитина

Не считая шоколада, сыра и часов швейцарцы делают не плохое вино, но сохраняют этот факт в секрете. Единственный способ проникнуть в тайну — лично отправиться в кантон Во и испытать местные гаме и шасла практически из бочки.

Стерильную предрассветную тишину средневекового городка Морж на берегу Женевского озера нарушает шум непонятного происхождения. На Гранд-Рю под окнами моего номера что-то хлопает, кто-то танцует, кто-то куда-то бежит, а брусчатка с радостью делится этими звуками с городом. Молвят на английском со смешным акцентом. Я дую на замерзшее стекло (в милейшей гостинице Hotel dela Nouvelle Couronneявно берегут на отоплении) и вижу, что под моими окнами снимают кино — судя по всему, болливудское.

Это 2-ая киноистория в жизни крошечного Моржа: 1-ая случилась 40 5 лет назад, когда в прилипшей к городу деревеньке Толошеназ поселилась и провела последние 30 лет своей жизни Одри Хепберн. На небольшом сельском кладбище стоит крест с надписью «Одри Хепберн, 1929-1993»; лежат цветы, рядом — чья-то свежая могила. Хепберн полюбила Швейцарию за то, что тут она могла быть самой собой, ходить на рынок, к молочнику, мяснику, гулять с детьми — и никому до нее не было дела. До болливудцев, оккупировавших центр Моржа, тоже никому дела нет — не считая меня. Я не местная, мне можно.

Спрашиваю в кабинете по туризму: «Вы не осознаете, кто эти люди?» Дама по имени Летиция объясняет, что это болливудцы снимают блокбастер про невозможную любовь молодого индийца, который был должен уехать в Европу, оставив возлюбленную дома. Съемки должны были проходить во Франции, на оборотном берегу Женевского озера. Но французы не пришлись по душе индийцам — они залезли в свой автобус и произнесли шоферу гнать в Швейцарию. Болливудская киногруппа высадилась в Морже и заявилась в кабинет по туризму с просьбой помочь: с жильем, с разрешениями на съемки, с выбором натуры. «Я была в Индии и очень люблю эту страну, — ведает Летиция,— и я произнесла, что помогу им».

У болливудцев впечатляющий размах: они вполне сняли отель, присоединили к окну гостиничного ресторана свою кухню на колесах, где действуют три шеф-повара, — и вот живут в Морже уже целый месяц, став частью местного пейзажа. Гуляя по городу, непременно встречаешь группы неунывающих индийцев в пуховиках, мерзнущих в плюс восемнадцать градусов.

Летиция — дама отменная и безотказная. Я спрашиваю ее, где тут можно выпить хорошего швейцарского вина. «Я отвезу вас к замечательному виноделу», — говорит она. Мы садимся в «рено» и едем. Вдоль дорог стоят лотки, на которых продают тыкву, яблоки, огурцы, картошку. Продавцов нет —зато есть ценники, весы и касса, прикрученная к столу. Покупатели выбирают продукт, взвешивают, оставляют в кассе положенную сумму и даже берут сдачу.

На дорожных развилках куча табличек со стрелочками, на которых нарисован виноград: на право поедешь — попадешь в хозяйство Жака, на лево — в винодельню Жана. Везде путешественника напоят и реализуют пару бутылок или ящиков вина. Разве что спать не уложат: при винодельнях обычно нет ни комнат, ни пансионов. Тому, кто собирается как следует продегустировать швейцарское вино, стоит обзавестись непьющим шофером.

Кантон Во, один из больших кантонов Швейцарии, славится виноградниками, которые, ловко балансируя, спускаются с гор прямо к воде. Виноградники тут везде и везде, и мне кажется странным, почему я ранее нигде и никогда не сталкивалась с бокалом швейцарского вина: шоколад ела, сыр ела, часы видела, а вино не пила. И вот мы познакомились.

В погребе винодельни Henri Cruchon потомок основателя Рауль Крюшон, крепкий мужчина в вязаной шапке наливает мне бокал белого сухого Champanel. С неплохой улыбкой человека, который твердо намеревается тебя споить, он ведает, что его органическое вино сделано из винограда «шасла», возлюбленного сорта швейцарских виноделов. Во Франции «шасла» просто едят, а в Швейцарии пускают на вино, которое хранится не больше 3-х лет. И мне это вино нравится: оно легкое, свежее, с чуток уловимы¬ми пузырьками. За время недельного путешествия наше знакомство переходит в крепкую дружбу.

Вино на местности Швейцарии, так же как и на местности Франции, делают со времен Римской империи. Лучшие швейцарские вина, если верить многочисленным винным конкурсам, не ужаснее французских. При всем этом бутылку бургундского можно найти в любом приличном супермаркете Сибири, а бутылку швейцарского шасла, каберне или шардоне не сыскать ни в «Азбуке вкуса», ни в «Пюбусе Гурмэ». Швейцарцы экспортируют не больше 2-ух процентов собственного вина — и то исключительно в соседнюю Германию. Так в чем неувязка?

Просто мы так любим свое вино, уверяют меня швейцарцы, и пьем его так много, а вина у нас так мало, что экспортировать нам нечего. Такое добро нам самим нужно. Это мне молвят все, к кому я пристаю с вопросом, отчего швейцарское вино нигде не приобрести.

Домашний бизнес Крюшонов отлично налажен: на сорока гектарах, разбросанных по окрестностям Моржа, работают восемь человек; все родственники—два брата, их супруги и дети. Это самое большущее хозяйство в окружении, другие в два- четыре раза меньше. Швейцарская винодельня — мероприятие камерное: в гористой местности не сыскать больших участков земли, применимых для виноделия. Свое вино Крюшоны продают в погребе напротив дома. К двери приколочен телефон — стоит поднять трубку, как в доме раздастся звонок, и вот уже жена или дочь Рауля в мини-шортах бегут открывать и проводить дегустации.

Я пробую вина и изучаю ценники. Бутылка вина прошедшего или позапрошлого года стоит у Крюшонов от 10 до 30 франков. Швейцария вообще страна не из дешевых, а с тех пор как швейцарский франк вместо пол-евро стал стоить чуть ли ни целый, превратился в страну супердорогую. На холмы, где растет виноград, нереально затащить технику, поэтому все работы выполняются вручную. Дорого и создание вина, и рабочая сила — оттого бутылка швейцарского вина на выходе стоит пусть малость, но дороже сопоставимой бутылки французского. При всем этом про французских, испанских и итальянских виноделов в мире знают все, а о существовании швейцарских большая часть даже не подозревает.

Чтобы сделать экспорт, швейцарское вино необходимо продолжительно и попеременно раскручивать и вкладывать в это немалые средства. Не проще ли взаправду просто кинуть все себе? В конце концов, вина и правда совсем некординально, а желающих выпить в Швейцарии предостаточно.

Шасла пьется просто и незаметно, а вот пьянеешь от него очень даже заметно. Чтобы привести меня в чувство, Летиция делает остановку в шоколадной лавке худосочного весельчака по имени Тристан. Он помешан на шоколаде — и будто бы артист Cirque du Soleil бойко жонглирует своими темными, коричневыми, белыми и даже зелеными конфетами в форме ракушек, кубиков, шариков, ежиков. В его лавчонке площадью не больше пятнадцати квадратных метров толкутся старички с внуками, жадно набирающими себе сладости, и молодые красотки. Все безостановочно жуют шоколад: на пробу его тут — целые горы. Кондитер оказывается французом, который пятнадцать лет назад утомился от своей французской жизни и переехал в Швейцарию.

Тут он основался в деревеньке Бужи-Виллар, открыл лавку, нанял на работу собственного папу и супругу — и на данный момент ест шоколад в хоть какое время дня и ночи.

Свой шоколад Тристан делает вручную из натуральных продуктов, чем очень гордится. Его продукт продолжительно не хранится, ну и хранить его нереально. «А вы не утомились всегда есть шоколад?» — спрашиваю я. Тристан хватается за сердце: «Что? Что вы произнесли? Слышишь, пап, что говорит? Утомиться от шоколада. Ха-ха-ха. От шоколада нереально утомиться!» Человек в тельняшке, похожий на гнома из «Белоснежки», глядит на меня как на полоумную, кладет в рот еще одну конфету и протягивает одну мне. Это лучший шоколад, который я пробовала в жизни.

Субботним утром на рынке в Лозанне собирается весь город: молодежь, чтобы повстречаться с друзья¬ми, старики — чтобы показать знакомым, что еще живы, и все без исключения — чтобы приобрести новых фермерских продуктов. Лотки с овощами, фруктами, молоком, сырами, разноцветными съедобными цветами для салата и самой длинной в мире тыквой занимают мощеные улочки старого города — такие крутые, что зимой по ним можно съезжать на санках.

Бойче всех торговля идет у девушки в красной шапке с помпоном, которая вяжет красивейшие букеты из разноцветных цветов и веточек. Я спрашиваю ее, где она их берет, и Лини ведает, что уже много лет подряд каждую пятницу едет на машине в лес и собирает там ветки, листья и цветы, а некоторые садовые цветы покупает в ближайших деревнях. Разоткровенничавшись, она докладывает, что за одно субботнее утро зарабатывает около Четыре тысяч франков. Но все равно Линн чувствует, что необходимо куда-то двигаться: она собирается приобрести землю и выращивать свои собственные цветы. По извилистым улицам нарезает круги супруг Линн — одной рукой он катит коляску с годовалым ребенком, другой держит за руку мальчика лет 3-х. По профессии он музыкант — когда-то играл на углу, рядом с ее цветочным лотком. Они познакомились, поженились, родили детей. Но пятница и суббота у нее по-прежнему рабочие дни.

У ресторана «Вокзал» на вокзале городка Кюлли, где в один момент находится высокая молекулярная кухня в виде мусса из цветной капусты и воздушного супа из брокколи, меня встречает Арман — обладатель совсем нового бед-энд-брекфаста Villa Lavaux. Он везет меня на гору, с которой открываются виды на виноградники Лаво, региона на берегу Женевского озера, меж Лозанной и Монтрё. Древние каменные стены, которыми заботливо обнесены ровно нарезанные участки земли, выручают тысячелетние виноградники от оползней. Винограду пришлось приспособиться к непростым условиям и выработать суровый характер: его корни уходят в землю на глубину от 1-го до 3-х метров, добираясь до спрятанных там минералов, вкус которых чувствуется в вине. Виноградники в Лаво похожи на большие ступени, спускающиеся к воде с высоты пятисот метров над уровнем моря. Сейчас они золотистого, желтого, красного цвета. Глядеть на их можно бесконечно.

Арман Деваэр оказывается бельгийцем (здесь вообще есть швейцарцы?), который 20 лет жил в Америке и занимался средствами, но позднее решил все-таки вернуться в Европу, но не в родную Бельгию, а в Швейцарию — страну, по его мнению, красивую, приятную и комфортабельную для жизни. Тут он женился на Лаэл, американке из Кливленда, и они выстроили с нуля отель на 5 комнат, где сами же и живут. Хоть они и называют его бед-энд-брекфастом, это реальная гостиница с просторными и комфортабельными номерами. Завтраки готовит Лаэл: яичницу, омлет, каши с домашним вареньем, а Арман каждое утро ездит в Кюлли за свежими круассанами. Арман и Лаэл гордятся, что придумали себе такой успешный бизнес. Когда есть постояльцы — отлично, когда нет — еще лучше: Деваэры уезжают в горы кататься на лыжах или, например, загорать в Испанию. За вечерним дижестивом Деваэры хвастают, что в прошлые выходные к ним приезжала пара с Аляски, которая решила провести в Villa Lavaux выходные. И приехали они в такую даль только на две ночи. Чудаки! Но я их отлично понимаю.

Мужчину не могут звать Ги Шанель, но все таки он существует: живет в деревне Виллар-сюр-Оллон высоко в Альпах, управляет местным кабинетом по туризму и много гласит по телефону с заставкой в виде логотипа Chanel.

Шанель везет меня на винодельню собственного приятеля Пьер-Алана Мейлана. Пьер-Алан, холостяк, похожий на французского киноактера, сам сочиняет свои вина, сам за ними глядит и сам же их пьет. Еще, естественно, наливает друзьям и реализует тем, кто стучится в дверь его винодельни. 50 тысяч бутылок, которые здесь делают каждый год, расходятся без заморочек — какой уж тут экспорт. В хозяйстве виноград до сих пор жмут вручную — и из событий резвее экономических. «Понимаете, пресс стоит восемь тысяч евро, а один рабочий получает в день около 10 франков —так что жмем ногами или большой древесной скалкой». И Пьер-Алан гордо указывает мне скалку.

«Вино очень полезно,— увещевает меня винодел, наливая уже 5-ый сорт (всего их тут 10).— Моему отцу 70 5, последний раз у доктора был ребенком. Мне 50, и я не помню, когда у меня что-то болело. Я выпиваю две бутылки вина в день — мотайте на ус. Даже беременным нужно пить по два бокала красного в день — точно говорю. В вине — сила».

Я в этом ни капли не сомневаюсь. По моим жилам текут пино-нуар, каберне, гамаре, гаме, содействуя здоровому цвету лица и радостному смеху. Светит солнце, на террасе, увитой виноградом, Пьер-Алан наливает мне девятый сорт вина — сладкое Criyo из замороженного винограда — и вдруг говорит: «Некоторые швейцарские виноделы — только это затаенна! — тихонько сеют меж рядами винограда коноплю и продают ее в Амстердаме. Нет, не смотрите на меня так, я этим не занимаюсь. Вино — это сила. Все другое — ерунда».